и ты плачешь не потому, что больно, а потому, что живо. это не страшно: ведь лучше живо, чем мертво. пусть оно и екает, и переворачивает, и скулит. трагичность же именно в том, что чем чище, ранимее и чувствительнее ты сам - тем непроницаемей, несносней и неподьемнее ты себе выбираешь ношу.
и сшибаешь душой углы, и сжигаешь себя, стираешь в пыль.
и не можешь принять, что это может быть напрасно, и не можешь отступиться, потому что выбор твой сделан, и тебе как будто больше не принадлежит. ты не можешь силой заставить себя принять выбор новый, если он перечит содержанию сердца.
но все это так непоправимо неправильно, что ты не можешь смириться. да и как тут смириться? ведь не может абсолютное добро получать в ответ желчь. не может. даже тихое вежливое нет - это ответ. но это лучше, чем презрение молчания.
и как сложно смириться с тем, что чем беззащитнее, беззаветней и глубже чувство, тем меньше у него шансов быть воплощенным, реализованным, живым - в этом жестоком, циничном, реальном мире. и ты живешь им, но зачастую тебе кажется, что это утопия. и когда твой рассудок говорит об этом твоему сердцу, последнему хочется не биться.